...А тот щурился спросонья и разглядывал не то девочку, не то Солнце, не то сны, ещё не успевшие уйти окончательно.
"Ты хозяйка этого Дома?" - пробормотал, запихивая пожитки в рюкзак. Записка всё-таки улетела в траву.
Нет, он не помнил этого молодого лица. Помнил двенадцать других, и вряд ли за время его отсутствия они взяли кого-то ещё. Это точно был чужой Дом. И сколько бы он не кружил, не петлял закоулками Миров, уже не верилось, что он сможет ещё раз увидеть свой родной Город, откуда так глупо и по-детски сбежал, не зная, что эта разумная громада домов, башен и людского хлама выпустить-то выпустит, а вот обратно... И вдвойне горько было думать, как сейчас живут те двенадцать, ищут ли его, проклинают ли за беспечность, или забыли...
"Извините, леди... (*вопреки своим привычкам, в грусти он был странно вежлив*) Я, верно, опять ошибся. Если вы живёте не одна, передайте сердечный привет тем, кто с Вами, и упаси Вас Б-г обнаружить в один прекрасный день, что кто-то из Вашей семьи бесследно исчез. Пусть хоть кому-то здесь будет хорошо!.." - с неуместным пафосом закончил незнакомец и собрался уходить.

Крыльцо.

Юноша совсем растерялся, почти с испугом заглянул девочке в глаза. Схватил за плечи и неожиданно для себя прижал к груди - так и стоял, гладил по мягким волосам и не знал, как подобрать слова для ответа.

"Кто? Кем был, ты спрашиваешь? Нищим был, властвующим - недолго, но был, бродягой был - поневоле, даже собой иногда был, частью был, целым - был... Там я был Ширазом, оборотнем с пустошей, что за Городом. Здесь же - дорого бы я дал, чтобы узнать!

Откуда? Из Города, который кое-где зовётся Последним, города моего сердца. Нас было тринадцать, очень разных, враждебных и дружелюбных друг другу, мужчин и женщин. Я мог бы рассказать тебе о каждом из нас, но кому, кроме меня, это ещё интересно? Мы были разбросаны по всему Городу, но нас объединяло общее дело и Дом, вроде этого. Не в самом Городе, нет. Где-то над, или рядом, в соседнем мире, как будто за прозрачной в одну сторону стеной. И все вместе мы были Богом - мы творили, меняли, мы жили в одном теле, в одном Доме. Наблюдая глазами этого всемогущего-Единого за Городом, я мог в то же время напиваться в дешёвом баре у моря, и тихая радость моей тайны питала меня, как вода молодой росток. Но я и сейчас не могу сказать, Город ли придумал-позвал нас, или мы создали его.

Три года назад я был первым, кто появился там (и в Доме). Потом пришла вторая - она назвала себя Тэлисс, и возжелала власти. Я не был всесилен, я не мог отдать ей Город, и она решила взять его сама. Уже когда нас стало столько, сколько есть, она практически захватила мой Город. И я вдруг почувствовал, что очень обижен на неё, и на Мир, и на тот Мир, где мы были слиты в единое существо - и я решил, что больше не нужен ни в одном из тех мест, где раньше был необходим. Я сбежал. Я поддался гневу и обиде, покинул Город - просто очень захотев, повернул за угол и обнаружил себя в совершенно незнакомом месте. Скитался уж и не помню, сколько дней - лет - веков? Но Город не простил мне этой глупой выходки, и как я ни молился, он не пускает меня обратно. Но я творил его, я часть его грязного духа, он не выживет без меня! Да и я без него... И те двенадцать ничего не знали о моём уходе. В Городе начался разлад, я чувствую это и не могу, не могу! попасть туда и помочь...

И вот сегодня я вышел к вашему Дому. Знала бы ты, маленькая, как я был счастлив! Какая надежда поднялась в моём сердце - ведь если рядом Дом, то и они, мои ненаглядные, рядом, и Город! Но я ошибся, опять промахнулся, опять... Куда мне ещё идти?.. Как вернуться? Как извиниться перед ними? Да и что я теперь? Жалкий клочок великой души, великой судьбы Города, да недостающая часть бога-Единого - мы звали себя Эррол - о Боже Солнцеборный, как я хочу вернуться!"

Шираз, выговорившись, затих, смаргивая досадные слезинки. "Мир мой - шептал, обернувшись к Солнцу, - Мир мой, прости меня!"

Принимая венок из рук девочки, она знала, что изменилась... что-то дремавшее глубоко внутри вырвалось и теперь его не сковать...
Но что же будет дальше?

- Сарэ... очень красиво! - Девушка улыбнулась - впервые в жизни это была открытая, чистая улыбка. - Никошда не думала, что у меня есть такое симпатиишное альтер эго! - она рассмеялась и протянула руку к Сарэ.

В спину пялился рассвет, тёртые кеды с принципиально не завязываемыми шнурками и имитацией автомобильных номеров на задниках, бодро топали по пільной дороге. На расстоянии немногим более полутора метров вертикально вверх находилась потрёпанного вида бейсболка, лихо сдвинутая на одно ухо. Полтора метра между кедами и бейсболкой занимал тщедушный представитель рода человеческого, тощая барышня, смахивающая одновременно на сорванца-хулигана и на тушку побитого молью суслика.
Это нечто жевало жвачку, выдувая сравнительно сфероидные пузыри, щурило близорукие рыжие глаза и было сильно довольно жизнью.
Узкие драные джинсы подчёркивали все достоинства отсутствия фигуры, плотная оранжевая рубашка болталась, повязанная вокруг пояса, камуфляжного цвета майка, еле прикрывавшая то место, которое обязано быть грудью у приличной девушки, открывала взору любопытствующих спереди – пробитый пупок и кусок татуировки, выглядывающий из-за ремня джинсы, а сзади – милейшее произведение искусства в духе Дали: кирпичная стена, пробитая пулями, изрезанная бензопилами, на которой кровью начертаны следующие слова: «Убей в себе блондинку».
Среди артефактов, фенечек, бусин, перьев, зубов и прочей дребедени на шее и на руках прибывшего странного хиппи, был заметен простой медальон из какого-то тёмного материала, вытертый до такой степени, что с трудом удавалось различить на нём очертания чего-то отдалённо напоминающего контуры буквы «М».

...белая котовая лапа высунулась из-под ели. Но на нее никто не обратил внимания. Тогда - высунулась вторая. И снова все осталось так же - люди (или по крайней мере существа в человечьем облике) были заняты чем-то своим... каждый. Тогда лапа - но уже еловая - приподнялась, и из-под нее блеснули хитрющие зеленые глаза. "Ах, так... на котов внимания не обращаете!.." - и в пушистой белой голове стали мелькать картинки - чего бы учудить этакого... такого...

Да уж, Сарэ была полной противоположностью Алорин даже в одежде. Если цвета Сарэ были теплыми, светлыми, то у Алорин они отличались холодными, темными оттенками.
Подвязав шнурки на высоких, мягко сидящих черных сапогах, поправив метательные ножи на поясе, она пошла за Сарэ к ели и с интересом уставилась на белые лапки.

(Главная зала)

Сарэ внимательно следила за действиями киса.
Подумав, она растянулась на животе, положила руки под подбородок и, смотря на киса, нежно заговорила:
-Мммряяяяу, кис. Здравствуй, это я. Мррр. Ты меня знаешь.
Она не спрашивала. Она рассказывала, будто надеясь, что кис что-то вспомнит. Что-то очень важное...
Девушка замерла в ожидании ...

(Главный зал)

Сарэ не шевелилась.
Кис явно что-то придумал...
Девушка замела, чуть мурлыкая  вполголоса.