- Существует ли это место на самом деле?-переспросил Талтир - Существует ли... А много ли на свете вещей, про которые ты можешь сказать, что они существуют? Вот я - существую? Наверное, да. А мое отражение? Наверное, нет. А я и оно, когда мы сливаемся воедино? Наверное,- Талтир весело ухмыльнулся, хитро глянув на Лину,- не очень?
...Как показывает мой опыт,- Талтир чуть задержался, отвесив Нани-наблюдательнице легкий полупоклон,- существует вообще все. Надо только искать... И - знать, где искать. Или - как. Знаете, на что похож Зеркальный Коридор изнутри? На вереницу комнат, почти неотличимых друг от друга. Почти - но не совсем. Загляните в зеркало. Думаете, там все будет совершенно идентично? Минимальные, почти незаметные отличия есть всегда - и они накапливаются, пока ты идешь по коридору, пока не превратят место, из которого ты вышел. в нечто совершенно новое. И так же незаметно порой меняются физические законы, пока ты однажды не заметишь, что, например, воздуха начинает не хватать, как в горах. Слава Б-гу, что это происходит плавно...
Ттут Талтир спохватился:
- Ох, простите, заговорился... О чем это я?.. Просто я уже столько раз формулировал это про себя, что сейчас не удержался и воспроизвел вслух. Так вот, про два Дома... А если этот Перекресток - это место соединения, в первую очередь, этих двух домов, находящихся в разных мирах? Ведь каждый Перекресток - тоже мир - почему бы и им не пересекаться? Или, скажем, плавно перетекать друг в друга, как делает это этот Дом? Ведь каждое его состояние тоже где-то существует во вполне постоянном виде, правильно?
Или, скажем, это могло бы быть пересечение всего двух Миров... Я, к сожалению, слишком мало знаю о нем... Но, как бы то ни было, идея отдохнуть здесь, с вашего позволения, мне очень нравится. Тем более - почему бы и не подождать её здесь? Может, и появится...
...
- Говорите, комната возле чердака? Приятно, очень приятно... Просто я чердаки люблю... Ну, что ж - мир этому дому!
И любитель чердаков и зеркал поклонился куда-то вдоль лестницы, выбрав направление спиной к двери, после чего отправился отдыхать после долгого пути.

Девушка попробовала мороженное - действительно, вкус очень странный, и чуть жжется...но было вкусно.
- мое имя Алорин. Я путешествую по стране, практикую свои знания и получаю новые. Я только закончила академию.... У Вас здесь очень красиво, и так уютно! Кто же создал все это?

Второй этаж. Чердак.

Войдя в комнату, Талтир первым делом поискал глазами зеркала. Как он и предполагал, Дом не забыл даже об этом...
- Спасибо,- прошептал Талтир, и,- показалось ему или нет, но, на окне дрогнула занавесь, и в шорохе её Талтиру послышалось: "пожалуйста"... Или - "отдохни"?..
Ковер мягко пружинил под ногами, утопавшими в ворсе, и Талтир понял: когда он будет уходить - а он будет уходить, с горечью подумал он, не зря же одно из его имен в переводе на нормальный язык звучало как "Скользящий", или "Вечно Уходящий"... Так вот, когда он будет уходить, последним, что изменится в череде отражений, будет этот ковер - пока и его не исковеркают, не перекроят и не сотрут сотни, тысячи зеркал...
Чуть слышно скрипнула половица под ковром. Талтир вздрогнул и прошелся несколько раз из угла в угол, от гардероба до окна, аккуратно наступая сперва на внешний край ноги, возле мизинца, и лишь потом перенося вес на всю стопу. Пару минут в комнате было тихо, только выл за окнами ветер - да и то еле слышно. Наконец, удовлетворенный результатом, он остановился у кровати.
Талтир присел на корточки и погрузил пальцы правой руки в мягкий ворс. Улыбнулся и подумал: чем этот ковер станет там, куда упирается взгляд вошедшего в Зеркальный Коридор? Когда идешь - надо не отрываясь смотреть сквозь отражения вперед, как можно дальше - и тогда где-то далеко, в серой мгле, появится совсем не та комната, в которой находишься сейчас... Но, чтобы она появилась, надо идти к ней. Идти долго, почти бесконечно. Удастся ли сохранить его в этом долгом пути? Хотелось бы...
Скользящий вздрогнул. Глаза его оказались прищурены, взгляд вдруг недобро стрельнул куда-то вверх. Улыбка пропала.
- И все же,- с хрипотцой прошипел он,- ну кому?! Кому это все надо? Почему нельзя просто дать мне покой?..- усталый голос звучал все тише,- Почему даже здесь я не могу не думать о том, куда пойду завтра?..
И подумалось - может быть, сам путник ответил себе, может, это Дом усмехнулся его бессилию, его року, влекущему - нет, скорее уж, волочащему,- поправил себя путник с усмешкой,- беднягу по дорогам и отражениям - а, может быть, это ответил-таки Тот, к кому он обращался - так вот, подумалось: не стоило, ох, не стоило давать опрометчивых клятв... И никак не стоило овеществлять их, написав на бумаге... И тем более не стоило заливать короткие, синими чернилами написанные строчки, своей же кровью, меняя её - капля за каплей - на тяжелую, странную судьбу... И уж точно не следовало клясться самому себе, тем самым отказываясь от возможности быть от клятвы освобожденным,- ибо единственный, кого ты не можешь освободить от данной тебе клятвы - это ты сам...
- А самое главное,- дополнил вслух свои же невеселые мысли Талтир, обращаясь к самому себе,- стоило подумать над формулировкой, и не заявлять, что найдешь Её, что бы ни случилось, хоть на краю света, хоть за краем оным... Ну, вот ты и вполне так себе за краем. Доволен?..
Ветер за окном всхохотнул напоследок и утих. Стало совсем тихо и спокойно, и пригорюнившийся путник присел на кровать и закутался в плед. За окном становилось темно...

...Талтир лежал, свернувшись калачиком, и, уже засыпая, слушал, как в щелях чуть приоткрытых окон поет сквозняк. Путник высунул голову из-под одеяла, и ветерок погладил его по щеке. Он тоже знал, что это такое - вечно идти, искать, и никогда не знать покоя...

...И где-то совсем уж на краю сознания - ветер ли напел, или просто вспомнилось,- прозвучали строчки песни:

Два ветра гуляли над брошенным полем, они меж собою вели разговоры,
а поле клонилось, а солнце к закату, а ветры гуляли, вели разговоры.

- Ой, мамочка-мама, что же мне так странно, почему мне сердце железом сковало?
Ой, мамочка-мама, где мои руки, где моя сила, что со мной было?

- Ой, мой сыночек, кленовый листочек, резной да кудрявый, горький, зеленый.
Брось в окно песочком, позабудь былое, пусть не полюбит, зато не забудет.

- Ой, мамочка-мама, что мне так странно, почему я вижу даже то, что скрыто?
В море вижу камни, в цвете вижу семя, только тебя я, родную, не вижу.

- Ой, мой сыночек, кленовый листочек, боль не обида - поболит да выйдет.
Пусть позабудет, зато не разлюбит. Брось ей песочку в любое оконце.

- Ой, мамочка-мама, если бы мне раньше, был бы прозрачным, стал бы лучистым.
Там, где высоко, подошел к тебе я. С тобой бы, родною, да не разойтись бы.

- Ой, ты сыночек, кленовый листочек, на тонком черешочке висеть - не сорваться...

...Когда песня отзвучала - Талтир уже спал.

Отредактировано Скользящий (2007-03-12 05:50:01)

- Алорин...
Нэл становится самую капельку задумчивой.
- Почему? - Встряхивает головой. - Не понимаю... что мешает?

В светлых глазах эльфийки появляется что-то совсем-совсем нездешнее....
- Время - оно изменчиво... и - ох, как часто - зависит от нас самих... - кто, кроме нас, может заполнить его бег делами настолько, что он превращается в галоп и - некогда не то что остановиться, а просто оглянуться вокруг? Главное - чтобы бежать _не-от-себя_... тогда остальное не так и важно.
Ненадолго задумывается.
- ...а хотелось бы? Чтобы - было позволено, чтобы - мочь и сметь? Да и не позволено - кем? Кем оно может быть - так, кроме - снова же - нас самих лишь...

Крыльцо.

К Дому по одной из незаметных троп устало подходил очередной путник. Он шёл медленно, часто останавливался, наблюдая, как Солнце вспыхивает бликами по крыше. Повернулся к Солнечному лику, поднял ладонь так, чтобы заслонить золотой диск, словно сжал его в кулаке и безрадостно, как будто не веря, пошёл дальше, к крыльцу. Приблизившись, юноша вдруг рухнул на колени в пыль и восторженно-судорожно принялся целовать тёплый камень ступеней.
"Боже!.. Неужели это он? Неужели я вернулся? Но он совсем другой, не тот, каким я его помню! Может, не мой Дом?.." - сбивчиво шептал, шаря ладонями в мягкой дорожной пыли.
"Я останусь. Хоть ненадолго. Хоть проверить!" Он поднялся к двери и тихо поскрёбся в дверь. Несколько минут ждал, потом скинул старый рюкзак, вытащил оттуда потрёпанное одеяло и клочок бумаги. С висевшей на поясе бечёвки, с которой свисала всякая полезная, не очень полезная и просто странная мелочь отцепил карандаш. Нацарапав: "Добрые хозяева, не прогоняйте меня с порога, прошу Вас. Если что, я сам уйду, как только высплюсь. Не надо насилия!", он пристроил записку под рюкзаком, чтобы её не унесло ветром, но было видно откроющему дверь. Затем расстелил одеяло, осторожно пристроился в углу просторного крылечка и, повернувшись спиной к свету, задремал.